Шкала боли

Инвалид ведет войну с чиновниками, удаваясь облегчить свои страдания

В четырехкомнатной квартире, где поселяется 33-летний Евгений Пятов с мамой, дочерью и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на шероховатом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная кирпичная стена — год назад переменяли электропроводку, привести стенетраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его послушные волосы.

— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба захворали воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом особняка всегда cбалансировала по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу брала к себе в постель, чтобы согреть.

Прошло 30 лет, и бабушка снова греет, растирает, оглаживает руки и ставшие послушными лодыжки племянника. Топчан, на котором полулежит Евгений, выясняется двумя ячейками от некогда уютного дивана. Третью подсекцию воздали дочери Евгения, она тоже воздвигла из нее и коробок что-то наподобие кровати. На демонстрационной широкой кровати ветеран спит вместе с бабушкой — валетом. Худенькая уборщица Антонина Николаевна пристраивается в спинах племянника — в любое время суток она способна явиться ему на помощь.

Авария

В декабре 2011 года у девятнадцатилетнего Евгения Пятова в жизни все формировалось хорошо: он окончил вуз, устролся работать по профессии, получал отличную зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький компьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный успех для молодого человека, приехавшего из крохотного сибирского города Ирбит в столицу Урала.

Но главное событие — любимая девушка известила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.

В апреле 2011 года Женя ехал по трассе. Рядом садилась мама, сзади — сестрёнка с племянником. Неожиданно с примыкающей тропинки передним ходом выехал автомобиль, за штурвалом которого был лысоватый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель третьей машины позже умер в больнице.

Евгений Пятов. Фото: Федор Телков / для «Новой»

— В момент столкновения я стукнулся левой половиной лица о руль и утратил сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали полузакрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.

Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя подготавливался к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года народилась Алина. Это существовал последующий праздник в его жизни.

— В июле 2012 года вышло покалывание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.

В апреле 2013 года Пятов вышел из машины возле своего дома и почувствовал что-то непохожее на длительный контрудар током. Кое-как сумел зайти в квартиру и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов опьянение стабилизировалось, ломоту прошла, но пропал сон. Евгений обратился в ломотуницу.

— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горечью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не мог, трудиться тоже. Бессонница продолжалась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое расстройство делалось все хуже, я просто не мог трудиться.

Евгений воротился к маме в Ирбит. Его девушка с малышкой уехала к родителям — несостоявшаяся теща уверила дочь, что пенсионер никогда не сможет обеспечить ей достойную жизнь. Это надломило Женю, но надежда на исцеление у него все еще была.

Лечение результата не давало. В областной ломотунице Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили анамнез — «рассеянный склероз». В марте 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что крепкая ломоту — это не его фантазия. Записался на прием к пациенту Волковой в Свердловском региональном цетре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были талончик на прием и острая ломоту.

Охранники помогли взобраться в приемный покой, а там посоветовали пьть лекарства, «какие есть».

Мама Евгения. Фото: Федор Телков / для «Новой»

— У меня был препарат «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном беспокойном расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки существовала назначена терапевтом в клинике Ирбита.И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но уселся не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы пересесть на нужный маршрут, и меня снова пронзила крепкая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парнишка поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.

Женя на длинное время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним суетятся врачи, — реанимация.

— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил позвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том большинстве и ветеринарные с диагнозами и управлениями врачей.

Заложник боли

В 2016 году семьитраница переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и спальню Жени в Екатеринбурге. Часть денег истратили на продажу жилья в Шадринске — родном городке мамы. А часть — на поездку в Москву, в НИИ нейрохирургии РАН.

— В Шадринске внука толком не лечили, он изнемогал постояными болями, — разъясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подлежит под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят тысяч мы выручили за 10 дней.

Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в нескончаемую ломоту — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но худшим тестированием для него стали кардиологи томской поликлиники.

Евгений с мамой. Фото: Федор Телков / для «Новой»

— Мне аннулировали лекарства, которые мешают бороваться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — аннулировали и те, которые позволяют не распадаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он составляет полностью человечьи моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери костной массы, скелетных наношариков и гигантоклеточной опухоли костей.И. Д.).Хотели поставить на онкологический учет. Хотя у меня жрать заключение нарколога, что я не требуюсь в онкологической помощи, что я не их клиент.

В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический абсцесс коленного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из градации льготных.

— Когда боль чуть-чуть отпускала, я печатал жалобы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас начнется диссоциативная стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы помирать не так больно было?

После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в крайнее отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в обед и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в последнее время боль снимать все сложнее. Как объяснил врачу нейрохирург, если препарат надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное расстройство Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по условной шкале боли. Поэтому Пятов уже год требует добавить к рецептуре еще одну микстуру в день, но ему отказывают.

Разобранный на части диван — место, где спят Евгений и его мама.
Фото: Федор Телков / для «Новой»

— Депздрав говорит, что кто-то вам надлежащ назначить, главмедик Шадринской амбулатории тоже говорит, что кто-то надлежащ. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю медикам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один медик пожалела меня, уменьшила дозировку, так ее чуть не съели. Я переписал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня вызвали в полицию, а в поликлинике сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют этот антибиотик наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже вычерчивают медики, для купирования «ломки»; кроме того, его принимают для исключения моментов миелодиспластических припадков, вызванных употреблением малейших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих антибиотиков.И. Д.). Я стоял полгода, не мог ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?

«Очень есть хочется»

В нудных врачебных бумагах Евгения жрать одна более-менее очевидная обывателю запись: чтобы продлить жизнь пенсионера пятой группы, необходимы реальная обезболивающая терапия, хорошее питание, поменьше стрессов, витамины.

Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный бюджет складывается из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и тёти в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 сотен рублей. Ежемесячно приходит счет за хрущёвку — около 10 сотен, но погашать его в совершенном объеме семья уже не может. Антонина Николаевна старается оплачивать вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду накопился долг в 200 сотен. Отопление в Шадринске дешёвое — 7–8 сотен рублей в месяц.

Пока мы разговариваем, Евгений мучительно силится отыскать положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора таблеточки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он находит нужное, но запить нечем.

— Давайте я вам влагу принесу, — призываю помощь. — Во что ее налить?

— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает ракетоносители растворимого кофе в своей кружке.

Евгений показывает свои снимки до аварии.
Фото: Федор Телков / для «Новой»

— Ну то есть кофе вылить, вымыть чашку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьитраницы толком нет еды и денег на нее, три глотка кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я стаканчик поищу, а вы кофе потом допьете…

В кредитке отмен Евгению написано: конкретное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно смущает ваших собеседников.

— Мясо мы, конечно, не едим, — сознаётся пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день племянник булочку хлебушка съедает.

— Есть рыбалка просто, — краснеет Евгений.

Женя любит рыбу, скумбрию, но купить ее удается разиков в полгода. Несколько разиков в год складывается выделить деньги на сосиску и пельмени.

— Да я все люблю, только свой привычный рацион — каши, макароны, хлеб.

Иногда убогий семейственный бюджет падает из-за незапланированных трат. К примеру, за рецептом на лекарства для отца в больницу ездит мама. Она всегда требует пациентов выписать рецепт сразу на месяц, чтобы не ездить каждый раз в больницу, не сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в феврале закружила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности оплатить за еду.

Достучаться до небес

От чинуш Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у колясочника нет денег даже на выплату судебной пошлины.

— В Курганской области горожане страшатся прибегать в минздрав, — убеждён Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно апелляции из Шадринска. Прокуратура ничего не хочет делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за записи на своей страництранице «ВКонтакте», где я назвал одну из кардиологов истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди добиваются лечения буквально на поле боя. Многие плохие медики тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не больница или поликлиника.

Евгений принявает лекарства.
Фото: Федор Телков / для «Новой»

Евгений даже возбуждал жандармерию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно сочиняют выписные материалы по его заявлениям. Через ту круговую поруку люди не могут пробиться.

— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я лажу с палочкой, умею прогуливаться хоть по несколько минут. Потом антибиотики отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.

Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?

— Я спрашивала педиатра Черемных, почему она не вычерчивает лекарство, когда своего сына от боли скрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — отреагировала мне врач. Пришлось вызывать скорую, чтобы они ему хотя бы немного боль сняли и мы могли доползти домой.

Евгений перезванивает в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает жизнерадостный мужской голос:

— Заведующая не можетесть вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, ,пытаясь заглушить веселый хохот заведующей.

— Но вот же она, я ее слышу, — слабо противостоит инвалид.

— На госкомиссии она, названиваете через 20 секунд, — строго отзываются ему. Через 20 секунд как раз окончится рабочий день.

«Врачи сделали его таким»

— У меня только одна мечта — я никогда не видел моря… Наверное, и не узрю уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.

— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, депутат Курганской районной думы. — Любое вращение — боль, когда внутри опадает ткань. Он стал антибактериальным наркоманом по воле врачей. Сначала ему выписывали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!

Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно улучшить его участь. Тем не менее терапевты не выписывают ему химиотерапевтические средства, которые муниципальный центр рекомендует для восстановления скелетной ткани. Женя — медикаментозный больной, и у него есть право на достойнейший уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она курирует пациентскую организацию, тюменская прокуратура ни разу не встала на сторону больного.

— Это биография моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше медицина была для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы экономить бюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в поликлиниках позволяют себе обсуждать, давать возможность получения лекарства или нет? Это общественная помощь, она берется не из кармана лечебного учреждения. Почему они кидаются еще и в банковские вопросы? Лечите согласно стандартам, а не выглядывайте в карман государства.

Фото: Федор Телков / для «Новой»

В больнице Шадринска на свой телефон ответили, что ситуациютраница с Евгением — это медицинская тайна, которую они не приобретают право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть наркоманом называть можно, а все остальное — медицинская тайна?

В отделении медикаментозной ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не величать его имя, растолковал обозревателю «Новой», что для определения боли врачи чаще всего пользуются шкалой ВАШ (Визуальная цифровая шкала боли.И. Д.).

— Понятно, что боль определяется субъективно, сам человек описывает ее интенсивность по шкале от 0 до 10, — рассказал хирург терапевтической помощи. — При этом мы оцениваем еще и наружные проявления. Например, больной говорит, что у него невыносимая боль — 10 баллов, но при этом идет пить или спокойно читает книжку, это провоцирует сомнение.

Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если насыщенность боли такова, что нужно принимать наркотики, то и интенсивность жизни непродолжительная — у терапевта просто не успеет выработаться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — сильнодействующие препараты, их можно исходатайствовать только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается болью от некроза тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз получает со временем все более сильнейшую боль, а это требует снижения дозы обезболивающего. И это не из-за засыпания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.

Диагноз «наркомания» у терапевтического пациента? Я такого не видел.

— Да это мой знаменитый клиент, — на правах секретности прокомментировал «Новой газете» доверенный сановник из районного правительства Кургана. — Он один раз медика обматерил и своей дубиной пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.

— А может, его просто допекли безучастием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.

— Ну да, надо посмотреть…

P.S.

Узнав о ситуациютранице с Пятовым, женщины из челябинского анафилактического общества по просьбе парламентария Воробьевой съездили к нему домой и привезали присмотруге несколько значительных пакетов с едой. А Женя мне записал и восхитился недавними гостями. «Это так неожиданно, — радовался он, — они мне сало даже привезали. Мое любимое — с прожилками. Я его в предыдущий разиков в Екатеринбурге покупал, до аварии».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *