Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец новоиспечённого командира ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого дознание подозревает в крупнейшей взятке, переписан на его сожительницу. Поэтому в декларации о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное личико довольно высокого ранга подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к данности представленья об уровне блага чиновников, правоохранителей и парламентариев они не дают?
Об этом мы потолковали с аналитиком в отрасли противодействия коррупции, доктором Свободного факультета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от высших должностных лиц, чинуш и силовиков начиная с определенных обязанностей ежегодно подають подробнейшие сведения о платёжном доходе, его источниках, драгоценных бумагах, кульках акций и толиках в уставном капитале различных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или платном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные сведения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой общественности предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь общую сумму платёжных доходов за год, без указания их источников, об компонентах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартиры и странтраница их нахождения, а о кульках акций и числе счетов мы не знаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против незапланированного мэра или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно переписаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумаги на эту мнимую коррупционную меру?
— Смысл есть, и он никуда не денется от всех тех историй. Но декларирование заключается из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, четвёртый и пятой элементы работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот пятый элемент, качественная проверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в коллективном числе настоящие специалисты, которые знают, что искать, как те декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что демократической воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странах граждане, обязанные забирать декларации, пытаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились дописывать имущество на родственников, совершеннолетних детей, на государственных супруг и подруг… Но тут мы возвращаемся к четвёртому тезису: ничего нового в подобном стремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если есть первымя и уменье разыскивать и проверять, все возможно. И предыдущие биографии показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А инкриминируемые широчайшей публике сведения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как показывают журналистские расследования. Но то, что при непринятии лоббистского законодательства существенная часть той информации, которая надлежаща была бы быть закрыта и публиковаться, стала закрытой, — безусловная правда… Что же затрагивается глобального опыта — в неодинаковых странтраницах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой избиратель может получить более краткую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой механизм можетбыл бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, жрать Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и денонсировали и которую надо выполнять, а с другой — жрать желанье выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его дочери и деда возникли задачи с законутом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о дивидендах и имуществе супруги нет. После введения запрета на угодье зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких парламентариев (сейчас не имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только появилась предыстория с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже несовершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в правовом браке. И не только депутаты — среди киоскёров тоже таких хватает. Но вообще-то в межгосударственном праве есть нормы, которые позволяют при перепроверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с случая развода не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира понимают прекрасно про этот фокус с разводом. Есть межрегиональная организация ФАТФ (Группа разработки бюджетных мер борьбы с зарабатыванием денег, вырабатывается европейские критерии сопротивления отмыванию преступных капиталов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, контролю за зарабатыванием средств, которые, возможно, ,имеют отношение к частным юридическим лицам, длежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически должен изучать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном моменте не столько на присмотр коррупции, сколько на присмотр отмывания, но, как известно, преступность и отмывание ездят рука об руку…